Каждый год из Архангельска уходит
научно-экспедиционное судно "Михаил Сомов": везет продукты,
стройматериалы, технику и людей. Для тех, кто работает на
труднодоступных метеорологических станциях, красно-черное судно давно
стало привычным. Заехать на полярку, убыть в отпуск, получить
единственное за 12 месяцев снабжение — все это "Сомов". В этом году
седьмой рейс, конечная точка — остров Врангеля между Восточно-Сибирским и
Чукотским морями. Впереди больше 30 станций и шесть арктических морей
Здесь,
в Арктике, жемчужный свет, сложно объяснить, какой он. Прозрачно-серый,
легко узнаваемый. И небо с золотом внутри, спрятавшее редкое для осени
солнце. Небо, которое слышало больше молитв, чем какое-либо другое.

Мы бежим. Мы — это экспедиция, экипаж и "Михаил Сомов". Спешим
с запада на восток, пока не встали серьезные льды, пока снабжение
полярных станций из работы не превратилось в ежедневный подвиг.
Белое. Колыбельная для тундры
Домашнее море поморов. Неглубокое, сейчас в плохом настроении. Из-за
этого нет задумчивого серо-голубого цвета воды, он скорее бурый.
Ко многим станциям "Сомову" не подойти — мелко. Поэтому практически все
доставки людей и грузов с судна на берег совершает вертолет Ми-8 Второго
Архангельского объединенного авиаотряда.
— Членам экспедиции, вылетающим на берег, просьба пройти
на вертолетную площадку, — объявления на судне — по громкой связи.
Приглашение на завтрак, обед, чай и ужин, предупреждение о смене
часового пояса, анонсы лекций — бывает и такое, когда на "Сомов"
с какой-нибудь забытой людьми территории садятся путешественники.
Григорий говорит, что жить далеко от людей ему нравится. Объясняет — натура такая: молчун и вдвоем с женой очень комфортно.
— По общению не скучаю. Когда "Сомов" приходит, работы начинаются
с утра. К вечеру мы уже устаем — слишком людно. В городе я могу провести
максимум две недели. Я лучше в деревне отдохну, — рассказывает
Григорий. — На Новый год дочь Виктория приезжает. Она учится
на полярного метеоролога в САФУ (Северный Арктический федеральный
университет), уже на четвертом курсе.
На этой, первой в экспедиции, станции мы в последний раз (и уже
до ноября) увидим деревья. Казалось бы, ерунда, но чем большего числа
привычных вещей ты лишаешься в рейсе, тем отчетливее и понятнее
становится их значение. Гроздья рябины сочного рождественского
цвета гнут ветки — настолько много ягод. Говорят, примета холодной зимы.
Через несколько недель мы увидим первый снег, шагнув через огромную часть страны, пробежав по ее кромке — из осени в зиму.

Во мху набравшая летнего солнца уже горькая брусника. На высоком
берегу кто-то поставил скамейку и стол. С лучшим видом — на Белое море.
Белое/Баренцево. Один на один
Судно живет, поэтому никогда не бывает тихо. Слышно, как работает
система отопления, во время шторма бьются волны, скрипит шкаф в каюте,
катится по столу незакрепленная кружка.
На рассвете, почти в темноте, "Сомов" подходит к полуострову Канин.
Здесь переплетаются два моря: Белое и Баренцево. Отправляет световой
сигнал полосатый черно-белый маяк. На самом Канином Носу, у здания
метеостанции, машет вертолету единственный человек.

С конца августа начальником станции стал Николай Костиков, раньше
работавший на мысе Челюскин. Такие перемещения в метеосемье нормальны.
Кого-то нужно подменить на время отпуска или насовсем, где-то не сошлись
характерами — бывает разное.
— На станции очень много свободы. Особенно сейчас, когда я приехал
на Канин. Мне нравится, когда вся жизнь — быт и работа — зависит только
от тебя и ни от кого больше. Это важно.
Ходить по тундре городскому человеку тяжело — слишком мягко. Упругий
сплав растений и почвы возвращает каждое усилие. Канин — родовые земли
ненцев, десятки видимых только коренному народу траекторий для кочевья.
Николай шагает широко — высокий.
— Душа-северянка? — соглашается. — Да. Я приезжаю домой и, когда
бываю там долго, не чувствую себя на своем месте. Мне нужно вернуться
в Арктику. Друзья спрашивают, что ты там забыл? А я не могу ответить.
Это какие-то внутренние стремления. Ты понимаешь, что это невыгодно,
возможно, не нужно, но противиться им не можешь.
Полярная история семьи Николая началась с прапрадеда Степана
Востротина, путешественника и общественного деятеля. Потом на Севере
работали дед и отец.
— С родителями и сестрами, всей семьей, мы встречались вместе в 2014
году. Тогда смогли приехать все сразу. Уже семь лет прошло — редкая
возможность. Две сестры Николая тоже метеорологи.
Сыну Николая в декабре исполнится 12 лет, когда мужчина уехал
работать на станцию, ему было два года. На полярной станции официально с
детьми нельзя — нет ни школ, ни врачей. Поэтому сын живет с родными в
Алтайском крае.
— Получается, десять лет прошло в никуда. Раньше было попроще
с выездами и отпуском. Наверное, потому что было лучше с кадрами. Знаю,
что сын меня видит таким, какой я есть по факту. Конечно,
он гордится тем, что его отец — полярник. Он знает, что и его дедушка
часто уезжал в командировки на Ямал.
Каждый день Николай делает с сыном уроки по интернету.
Вопросы-ответы, какие-то уточнения — "все как и у всех, но только
на расстоянии", говорит мужчина.

— Для меня важно, чтобы сын понял, почему я провел больше времени
в Арктике, чем с ним. Он и сейчас относится к этому спокойно. Будь его
воля, он прямо завтра приехал бы ко мне на станцию.
Север фильтрует людей решетом. Кого-то сразу отбрасывает, кого-то просеивает в чистый, промытый ледяной водой песок.
— На 99% жизнь полярника — это отшельничество. Я даже больше
скажу: если твоя жена не работает с тобой — это одиночество в личной
жизни. Я много раз замечал: если полярники или полярницы работают
на станции не семьей — они одинокие люди.
Станция — как ребенок, нужно вставать каждые три часа. Говорят, привыкаешь.
— Есть ощущение, что ты в открытом космосе. Тебя отправили на станцию
и у тебя автономка. Я как-то в разговоре с друзьями так и сказал про
свою работу.
Баренцево. "Яблони" на Новой Земле
На остров Южный архипелага Новая Земля и аэрологическую станцию Малые Кармакулы мы забегаем совсем ненадолго. Место
непростое, непрерывные метеонаблюдения ведутся здесь 125 лет. По этому
поводу начальник станции Надежда Филимонова заказала из Архангельска
торт.

Надежда приехала в Арктику в 18, сейчас ей 34. Разговаривать некогда:
привезли запчасти к генератору, корректируют работу нового
автоматического метеорологического комплекса и еще мебель доставили.
Скоро можно будет заселяться в модульный дом.
На станции работают восемь человек, а с конца августа еще и пять
волонтеров. Сноубордист, писатель-фантаст, фотограф, геофизик и человек
множества профессий — Александр — чистят Арктику.
— Я из Пермского края, города Очер. Мы все из разных регионов:
Санкт-Петербург, Москва, Волгоград. Каждый день собираем старые бочки,
в том числе и наполненные маслом, известью, водой, топливом,
и складываем их в четыре точки для дальнейшей утилизации, — рассказывает
Александр.

Медведей видели, северное сияние тоже, природе помогают — Александр говорит, что ожидания от такого путешествия оправдались.
Полярники между собой беззлобно шутят — волонтеры привезли с собой
саженцы деревьев. Но на Новой Земле ничего не растет — тут не земля,
а практически голый камень.
Печорская губа Баренцева моря. Мудрость общения
Над Баренцевым радуга. Через потемневшее небо иногда прорывается
солнце. Серое море с белоголовыми волнами. Ветрено. И все еще рыжая
трава. Больше 20 лет на станции МГ-2 Мыс Константиновский работают
Нечаевы, Татьяна и Сергей.
Татьяна родилась в Горном Алтае, недалеко от горы Белухи. В поселке
была метеостанция, и школьников водили туда на экскурсии. Таня решила
попробовать — так и осталась в профессии на 40 лет. Закончила
новосибирское училище, потом институт в Санкт-Петербурге. Первой
станцией стал Мыс Конушин, второй — Константиновский.

— Работаем круглосуточно. Вдвоем легче: муж утром, ему так удобнее.
Потом я заступаю. С годами привыкаешь к такому режиму, не глядя на часы,
я знаю, что подходит срок, — говорит Татьяна.
Лето на Константиновском короткое, не успеваешь заметить, когда
расцветает тундра. В июне еще не ясно: пришло ли лето или задержалась
весна. В этом году снега выпало на десять баллов.
К станции подходят медведи, в этом месте водятся и бурые, и белые.
Особенно часто появляются, когда на берег выбрасывает нерпу или моржа.
— Тундра, она вообще ранимая. Мы стараемся жить с ней в гармонии.
По-своему здесь очень красиво. Море выбрасывает мусор, собираем.
Баренцево не любит слабых. Мы были на многих морях: и Черное видели,
и Красное, но Баренцево лучше.

В этом году отпуск Нечаевы решили пропустить. На Константиновском —
их дом. К городу каждый раз приходится адаптироваться несколько дней,
быстро устают от людей, количества дел.
— Чтобы здесь работать, надо иметь выдержку, быть терпеливым, уметь
находить компромиссы. Мы работаем вдвоем полтора года, и больше рядом
никого нет. Все дела общие. Со временем приходит мудрость в общении.
Многие уезжают, потому что не выдерживают. И быт тяжелый, — говорит Татьяна.
Летим домой. Почти за два месяца восточного рейса "Сомов" действительно станет нашим базовым лагерем, точкой возврата.
Баренцево/Карское. Север не отпускает
Попасть на многие труднодоступные станции легче всего "Сомовым".
В Архангельске он забирает полярников и высаживает, как автобус
на остановке, на небольших островах в ледяных морях, на кромке страны
и иногда кажется — Земли.
Юля Морозова едет на Вайгач. Священная ненецкая земля охраняет Карские Ворота, от материка отделена проливом Югорский Шар.
Юлю на острове ждет сестра Наталья, в общем-то, главная зачинщица
их полярного приключения. "Приключение" — это работа, обе давно работают
там с мужьями.

К вертолету быстро привыкаешь, не замечаешь шум и вибрацию.
По нарастающему свисту винтов понимаешь — взлетаем. Северное утро
не спешит просыпаться. Хмуро. Под нами неровная береговая линия,
с другой стороны скалы. Море настойчиво разбивает об них волны —
в соленую мелкую пыль.
Вот и Вайгач. Наталья встречает сестру, и нам удается немного поговорить.
Родилась в селе Хабары Алтайского края. Выучилась в школе
и собиралась поступать на таможенника. Но вышло иначе, окончила
метеорологическое училище. В 19 лет оказалась на своей первой станции.
— Станция здесь была заморожена, ее нужно было восстанавливать.
Приехало нас трое. Привыкать было сложно. Но отработала два года
и приехала в отпуск домой. Сестра уговаривала остаться. Я ответила, что
она не была на Севере и не понимает, о чем говорит, — рассказывает
Наталья.
Так сложилось, что Юлия приехала на станцию погостить на несколько
месяцев — и осталась. Из отпуска на Большой земле вернулась на Вайгач
и сказала, что ее дом — на станции, а в город теперь только в гости.

— Север не отпускает. Не всех, конечно. Кто полюбил, тот без Севера не может, — считает Наталья.
Рядом со станцией бродит медведь. Исчезает, возвращается, спит. Люди и медведь не обращают друг на друга внимания.
А мы уходим дальше. Карскими Воротами.